Начнет Климаха бабою,
       А кончит — кабаком!»
       — «А чем же! Не острогом же
       Кончать-ту? Дело верное,
       Не каркай, пореши!»            
       Но Власу не до карканья.
       Влас был душа добрейшая,
       Болел за всю вахлачину —
       Не за одну семью.
       Служа при строгом барине,
       Нес тяготу на совести
       Невольного участника
       Жестокостей его.
       Как молод был, ждал лучшего,
       Да вечно так случалося,
       Что лучшее кончалося
       Ничем или бедой.
       И стал бояться нового,
       Богатого посулами,
       Неверующий Влас.
       Не столько в Белокаменной
       По мостовой проехано,
       Как по душе крестьянина
       Прошло обид… до смеху ли?..
       Влас вечно был угрюм.
       А тут — сплошал старинушка!
       Дурачество вахлацкое
       Коснулось и его!
       Ему невольно думалось:
       «Без барщины… без подати….
       Без палки… правда ль, господи?»
       И улыбнулся Влас.
       Так солнце с неба знойного
       В лесную глушь дремучую
       Забросил луч — и чудо там:
       Роса горит алмазами,
       Позолотился мох.
       «Пей, вахлачки, погуливай!»
       Не в меру было весело:
       У каждого в груди
       Играло чувство новое,
       Как будто выносила их
       Могучая волна
       Со дна бездонной пропасти
       На свет, где нескончаемый
       Им уготован пир!
       Еще ведро поставили,
       Галденье непрерывное
       И песни начались!
       Как, схоронив покойника,
       Родные и знакомые
       О нем лишь говорят,
       Покамест не управятся
       С хозяйским угощением
       И не начнут зевать, —
       Так и галденье долгое
       За чарочкой, под ивою,
       Всё, почитай, сложилося
       В поминки по подрезанным,
       Помещичьим «крепям».
       К дьячку с семинаристами
       Пристали: «Пой веселую!»
       Запели молодцы.
       (Ту песню — не народную —
       Впервые спел сын Трифона,
       Григорий, вахлакам,
       И с «Положенья» царского,
       С народа крепи снявшего,
       Она по пьяным праздникам
       Как плясовая пелася
       Попами и дворовыми, —
       Вахлак ее не пел,
       А, слушая, притопывал,
       Присвистывал; «веселою»
       Не в шутку называл.)                        
      1. Горькое время — горькие песни
     
           
       «Кушай тюрю, Яша!
       Молочка-то нет!»
       — «Где ж коровка наша?»
       — «Увели, мой свет
       Барин для приплоду
       Взял ее домой!»
       Славно жить народу
       На Руси святой!
      
      
       «Где же наши куры?» —
       Девчонки орут.
       «Не орите, дуры!
       Съел их земский суд;
       Взял еще подводу
       Да сулил постой…»
       Славно жить народу
       На Руси святой!
      
      
       Разломило спину,
       А квашня не ждет!
       Баба Катерину
       Вспомнила — ревет:
       В дворне больше году
       Дочка… нет родной!
       Славно жить народу
       На Руси святой!
      
      
       Чуть из ребятишек,
       Глядь — и нет детей:
       Царь возьмет мальчишек,
       Барин — дочерей!
       Одному уроду
       Вековать с семьей.
       Славно жить народу
       На Руси святой!
      
     
     * * *
           
       Потом свою вахлацкую,
       Родную, хором грянули,
       Протяжную, печальную —
       Иных покамест нет.
       Не диво ли? широкая
       Сторонка Русь крещеная,
       Народу в ней тьма тем,
       А ни в одной-то душеньке
       Спокон веков до нашего
       Не загорелась песенка
       Веселая да ясная,
       Как ведреный денек.
       Не диво ли? не страшно ли?
       О время, время новое!
       Ты тоже в песне скажешься,
       Но как?.. Душа народная!
       Воссмейся ж наконец!
      
     
     Барщинная
           
       Беден, нечесан Калинушка,
       Нечем ему щеголять,
       Только расписана спинушка,
       Да за рубахой не знать.
       С лаптя до ворота
       Шкура вся вспорота,
       Пухнет с мякины живот.
      
      
       Верченый, крученый,
       Сеченый, мученый,
       Еле Калина бредет.
      
      
       В ноги кабатчику стукнется,
       Горе потопит в вине,
       Только в субботу аукнется
       С барской конюшни жене…
      
     
     * * *
           
       «Ай, песенка!.. Запомнить бы!..»
       Тужили наши странники,
       Что память коротка,
       А вахлаки бахвалились:
       «Мы барщинные! С наше-то
       Попробуй, потерпи!
       Мы барщинные! выросли
       Под рылом у помещика;
       День — каторга, а ночь?
       Что сраму-то! За девками
       Гонцы скакали тройками
       По нашим деревням.
       В лицо позабывали мы
       Друг дружку, в землю глядючи,
       Мы потеряли речь.
       В молчанку напивалися,
       В молчанку целовалися,
       В молчанку драка шла!»
       — «Ну, ты насчет молчанки-то
       Не очень! нам молчанка та
       Досталась солоней! —
       Сказал соседней волости
       Крестьянин, с сеном ехавший
       (Нужда пристигла крайняя,
       Скосил — и на базар!). —
       Решила наша барышня
       Гертруда Александровна,
       Кто скажет слово крепкое,
       Того нещадно драть.
       И драли же! Покудова
       Не перестали лаяться
       А мужику не лаяться —
       Едино что молчать.
       Намаялись! уж подлинно
       Отпраздновали волю мы,
       Как праздник: так ругалися,
       Что поп Иван обиделся
       За звоны колокольные,
       Гудевшие в тот день».
      
      
       Такие сказы чудные
       Посыпались… и диво ли?
       Ходить далеко за словом
       Не надо — всё прописано
       На собственной спине.
      
      
       «У нас была оказия, —
       Сказал детина с черными
       Большими бакенбардами, —
       Так нет ее чудней».
       (На малом шляпа круглая,
       С значком, жилетка красная,
       С десятком светлых пуговиц,
       Посконные штаны
       И лапти: малый смахивал