Идет — пыхтит, Идет — и спит, Прибрел туда, Где рожь шумит.
Как идол стал На полосу, Стоит, поет Без голосу:
«Дозрей, дозрей Рожь-матушка! Я пахарь твой, Панкратушка!
Ковригу съем Гора горой, Ватрушку съем Со стол большой!
Всё съем один, Управлюсь сам. Хоть мать, хоть сын Проси — не дам!»
* * *
«Ой, батюшки, есть хочется!» — Сказал упалым голосом Один мужик; из пещура Достал краюху — ест. «Поют они без голосу, А слушать — дрожь по волосу!» — Сказал другой мужик. И правда, что не голосом — Нутром — свою «Голодную» Пропели вахлаки. Иной во время пения Стал на ноги, показывал, Как шел мужик расслабленный, Как сон долил голодного, Как ветер колыхал, И были строги, медленны Движенья. Спев «Голодную» Шатаясь, как разбитые, Гуськом пошли к ведерочку И выпили певцы.
«Дерзай!» — за ними слышится Дьячково слово; сын его Григорий, крестник старосты, Подходит к землякам. «Хошь водки?» — «Пил достаточно. Что тут у вас случилося? Как в воду вы опущены!..» — «Мы?.. что ты?..» Насторожились, Влас положил на крестника Широкую ладонь.
«Неволя к вам вернулася? Погонят вас на барщину? Луга у вас отобраны?» — «Луга-то?.. Шутишь брат!» — «Так что ж переменилося?».. Закаркали «Голодную, Накликать голод хочется?» — «Никак и впрямь ништо!» — Клим как из пушки выпалил; У многих зачесалися Затылки, шепот слышится: «Никак и впрямь ништо!»
«Пей вахлачки, погуливай! Всё ладно, всё по-нашему, Как было ждано-гадано. Не вешай головы!»
«По-нашему ли, Климушка? А Глеб-то?..» Потолковано Немало: в рот положено, Что не они ответчики За Глеба окаянного, Всему виною: крепь! «Змея родит змеенышей, А крепь — грехи помещика, Грех Якова несчастного, Грех Глеба родила! Нет крепи — нет помещика, До петли доводящего Усердного раба, Нет крепи — нет дворового, Самоубийством мстящего Злодею своему, Нет крепи — Глеба нового Не будет на Руси!»
Всех пристальней, всех радостней Прослушал Гришу Пров: Осклабился, товарищам Сказал победным голосом: «Мотайте-ка на ус!» — «Так, значит, и „Голодную“ Теперь навеки побоку? Эй, други! Пой веселую!» — Клим радостно кричал… Пошло, толпой подхвачено, О крепи слово верное Трепаться: «Нет змеи — Не будет и змеенышей!» Клим Яковлев Игнатия Опять ругнул: «Дурак же ты!» Чуть-чуть не подрались! Дьячок рыдал над Гришею: «Создаст же бог головушку! Недаром порывается В Москву, в новорситет!» А Влас его поглаживал: «Дай бог тебе и серебра, И золотца, дай умную, Здоровую жену!» — «Не надо мне ни серебра Ни золота, а дай господь, Чтоб землякам моим И каждому крестьянину Жилось вольготно-весело На всей святой Руси!» — Зардевшись, словно девушка, Сказал из сердца самого Григорий — и ушел.
* * *
Светает. Снаряжаются Подводчики. «Эй, Влас Ильич! Иди сюда, гляди, кто здесь!» — Сказал Игнатий Прохоров, Взяв к бревнам приваленную Дугу. Подходит Влас, За ним бегом Клим Яковлев, За Климом — наши странники (Им дело до всего): За бревнами, где нищие Вповалку спали с вечера, Лежал какой-то смученный, Избитый человек; На нем одежа новая, Да только вся изорвана, На шее красный шелковый Платок, рубаха красная, Жилетка и часы. Нагнулся Лавин к спящему, Взглянул и с криком: «Бей его!» Пнул в зубы каблуком. Вскочил детина, мутные Протер глаза, а Влас его Тем временем в скулу. Как крыса прищемленная, Детина пискнул жалобно — И к лесу! Ноги длинные, Бежит — земля дрожит! Четыре парня бросились В погоню за детиною, Народ кричал им: «Бей его!», Пока в лесу не скрылися И парни, и беглец.
«Что за мужчина? — старосту Допытывали странники. — За что его тузят?»
«Не знаем, так наказано Нам из села из Тискова, Что буде где покажется Егорка Шутов — бить его! И бьем. Подъедут тисковцы, Расскажут». — «Удоволили?» — Спросил старик вернувшихся С погони молодцов. «Догнали, удоволили! Побег к Кузьмо-Демьянскому, Там, видно, переправиться За Волгу норовит».
«Чудной народ! бьют сонного, За что про что не знаючи…»
«Коли всем миром велено: Бей! — стало, есть за что! — Прикрикнул Влас на странников. — Не ветрогоны тисковцы, Давно ли там десятого Пороли?.. ой, Егор!.. Ай служба — должность подлая! Гнусь-человек! — Не бить его, Так уж кого и бить? Не нам одним наказано: От Тискова по Волге-то Тут деревень четырнадцать, —